под ногами плещется, дышит, растекается пустота,
темнота, осколки звезд, недосказанного, больного.
Он стоит на краю обрыва и ищет глазами - снова.
Может быть показалось, приснилось, как сон в середине зимы -
как держал над бездной, сжимал пальцы до боли... сны
коварны, они могут путать, с толку сбивать миражами,
брат всегда говорил, смеясь - будь осторожен со снами.
Вот сейчас он вернется, стремительно-острый, пряный, тенистый,
со спины подойдет бесшумной поступью дикой кошки пятнистой,
усмехнется - воздух чуть зазвенит льдинками на морозе,
Он всегда такой - застывает на шаг позади в чуть скучающей позе.
Он всегда говорил, то ли в шутку, то ли даже серьезно -
послушай, брат, вернуться назад никогда не бывает поздно,
послушай, брат, я не боюсь, потому что ты учил меня не бояться.
Он любил на ладони ловить снегопад и тихонько смеяться.
А теперь - нет ни смеха, ни снега, ни даже отчаяния.
только хочется - вниз, чтоб с разбега, и чтоб без раскаяния.
И шептать как заклятие, молитву тому, кто сильнее богов.
Я найду тебя, брат, среди тысячи тысяч разбитых миров.
Он стоит на краю обрыва, радужного моста,
и молитву-заклятие шепчут, чеканят упрямо его уста.
Но пустота внизу бесконечна, как палач с топором безмолвна,
ни стука сердца не услышать, ни крика, ни зова.
он не Страж, не Всеотец, чтобы видеть сокрытое.
А в покоях брата зеркало на стене осталось разбитое,
трещинами пошло как лед от удара, весенний и тонкий.
Иногда он смотрит в него - в эти острые злые осколки.